Змеи жалили снова людей, говорят.
Люди, в страхе стеная, с мольбой, говорят,
Все к Уралу пришли, обо всем рассказали –
Им защиту Урал обещал, говорят.

Дивы как-то прознали о том, говорят,
Перестали на свет выходить, говорят,
Но Урал, не замедлив вернуться с ответом,
Сыновьям своим войско отдал, говорят.

Сам же меч свой булатный из ножен достав,
До Шульгенова озера, бурю подняв,
Вмиг домчался на верном Акбузе-тулпаре,
Весь свой праведный гнев по пути расплескав.

Урал:
«Выпью озеро это до самого дна!
И Шульгену, и дивам воздастся сполна!
Эту землю от них я очищу навеки,
Какова ни была непомерна цена!»

Стал он озеро то выпивать, говорят,
Начала в нем вода закипать, говорят.
Дивы в страхе из тысячи глоток вопили,
Но Шульген им собраться велел, говорят.

Пьет из озера воду Урал, говорят,
Дивы точат его изнутри, говорят.
Когда сердце его источили – обратно
Злое озеро выплюнул он, говорят.

Когда силы уже покидали его
И надежда иссякла во взгляде его,
Он упал и не мог уже больше подняться…
Горько плакали люди над телом его.

Урал:
«Вы своими глазами увидели все:
Свора дивов озерных кишела во мне,
Истерзали они мое сердце и душу –
Меч булатный уже не поднять было мне.

Мой народ, вот что я напоследок скажу,
Сыновья мои – вам напоследок скажу:
Дивы будут водиться в озерах глубоких –
Воду эту не пейте отныне, скажу».

Воду их обходите теперь стороной.
Пусть теперь потеряют злодеи покой.
Против дивов пойдя, эту землю очистил –
Мне опорой в бою был Акбуз верховой.

Чтобы войско собрать, был булат у меня;
И батыры в стране, что ценили меня,
Только я, богатырством своим упоенный,
Не внимал им, и в этом вините меня.

Дети, слушайте – слово свое говорю!
О, страна моя, слушай – тебе говорю!
Пусть батыром родился от крови батыра –
Сердце сильным не будет без крови в бою!

Без советов дела не вершите свои,
Злу секреты открыть не спешите свои!
На земле, что очистил я, счастье найдите
Для людей, сыновья дорогие мои!

В битве сами стремитесь батырами стать,
Чтобы вечную славу стране добывать.
Мудрость в том, чтобы, вняв наставлениям старших,
Младших тоже примером своим наставлять.

Вы ресницами станьте для глаз сироты –
Да избегнет он ложной тогда слепоты.
Акбузат и булатный мой меч остаются
Вместе с теми, чьи помыслы будут чисты.

Лишь тому, кто сумеет его оседлать,
Меч булатный кто сможет в бою удержать,
Акбузат будет другом, лишенных отваги
Никогда не позволит к себе подпускать.

Сыновья, матерям передайте своим,
Пусть всем сердцем простят безрассудства мои,
Пусть не плачут, навеки с Уралом прощаясь,
И запомнят благие деянья мои!

Это славное имя твое – Человек!
Да пребудет с тобою добро, Человек!
Пусть к душе твоей зло позабудет дорогу,
Свет добра озаряет ее, Человек!»

После слов этих умер Урал, говорят.
В скорби низко склонился народ, говорят.
С неба звезды упали – о смерти батыра
Так Хумай известили они, говорят.

Птицей став, прилетела Хумай, говорят,
Отыскала Урала Хумай, говорят,
И, лежащего мертвым, с таким словами
Горячо целовала она, говорят.

Хумай:
«Не застала тебя я в живых, мой Урал!
Слов твоих не слыхала последних, Урал!
Не успела утешить тебя перед смертью
И сама безутешной осталась, Урал!»

Когда в юности я повстречала тебя,
То от радости сбросила птичий наряд;
Когда дивам-злодеям войну объявил ты,
Сердце пело в груди, провожая тебя.

Я живого тебя не успела застать,
Губ твоих мне теперь уже не целовать!
Если девушкой стану, кого полюблю я? –
Птичий облик отныне не буду менять.

Я второго Урала найти не смогу
И батыра ему подарить не смогу,
Акбузату не выберу больше батыра,
Меч булатный другому отдать не смогу.

Птичий облик не сброшу отныне и впредь.
Дети птицами будут отныне и впредь.
Словно самые чистые помыслы, белым
Оперенье их будет отныне и впредь.

У дороги, которой ты в битву скакал,
На горе, что из дивов-злодеев создал,
Похороним в могиле, достойной батыра,
Добрым словом тебя поминая, Урал!

Путь батыра не смоет большая вода,
Горы с нежностью примут тебя навсегда
И, с тобою едины пребудут навеки –
Не погаснет Урала-батыра звезда.

Море дивов когда-то ты здесь осушил
И, страну основав, в ней батыром прослыл.
Ты бесценное благо для каждого, муж мой,
И бессмертное имя себе заслужил!"

Так сказала Уралу Хумай, говорят.
На горе схоронила его, говорят,
А затем, птичий облик приняв, улетела,
Вряд ли сможет вернуться она, говорят.

Горы те, что батыр воздвигал, говорят,
Имя приняли то же – Урал, говорят.
Много весен спустя, от тоски изнывая,
Прилетела обратно Хумай, говорят.

Белым лебедем стала она, говорят,
И птенцов выводила она, говорят.
Люди их за потомков Урала признали,
Мясо стали запретным считать, говорят.

Прочих птиц и животных с собой привела
И природа Урала с тех пор ожила:
Благодатные земли наполнились дичью –
Так Хумай долгожданный покой обрела.

Бык Катила, об этом узнал, говорят,
И к отрогам Урала пришел, говорят:
Здесь, на этой земле, с сыновьями Урала
Жить осталось и племя его, говорят.

По дорогам и странам бродил Акбузат,
Лошадей на Урал приводил Акбузат.
Человеку со временем все подчинились,
Расплодились во множестве там, говорят.

Каждый день на Урал приходили они,
Месяцам свое имя давали они ,
Каждый день, прославляя Урала-батыра,
Землю родом своим наполняли они.

Вскоре после того, как ушел, говорят,
Когда кости истлели его, говорят,
Небывалое чудо увидели люди –
Прах в могиле Урала сиял, говорят.

В руки взяли по горсти земли, говорят,
И восславили имя его, говорят,
А со временем в этих местах и поныне
Золотые пласты пролегли, говорят.

Птицы стали во множестве в небе летать
И воды в родниках перестало хватать,
А из озера, следуя воле Урала,
Пить боялись: «Что делать и как поступать?»

Люди к детям Урала пришли, говорят,
Растерявшись, совета просить, говорят.
Оседлал Акбузата Идель, меч отцовский
В руки взял и ответил тогда, говорят:

Идель:
«До тех пор, пока в водах, которые пьем,
До тех пор, пока в мире, в котором живем,
Зло таится – живая душа не родится,
Да и мы все навряд ли покой обретем.

Так давайте же новую битву начнем
И Шульгеново войско вконец разобьем,
Снова нашу страну от злодеев избавим,
Драгоценную влагу себе заберем!»

И хотел было войско вести, говорят,
Но Хумай подлетела к нему, говорят,
Убедила его от решений поспешных
Вот какими словами она, говорят:

Хумай:
«Тот егет, что от крови Урала рожден,
Разве робостью будет своей сокрушен?
Даже если с Шульгеном ты снова сразишься,
То не будет тот бой на успех обречен.

Не заполнит озера другая вода,
Для людей бесполезна та злая вода,
Нашу жажду она утолить не сумеет,
Молоком материнским не станет вода.

Знал ли кто-то из умерших или живых,
Что дорогу проложит в пучинах морских,
Дивов всех изрубив, эти горы оставит
Твой отец, вдохновивший тебя и других?

Меч булатный он детям свои завещал,
Эту землю беречь и любить завещал,
Умирая, сказал: «Злую воду не пейте!»
Понапрасну себя не губить завещал».

Слово матери выслушал он, говорят.
Призадумался славный Идель, говорят,
Соскочив с Акбузата, с булатом отцовским
На высокую гору взошел, говорят.

Идель:
«Меч отцу помогал эту гору сложить.
Сын достоин ли имя батыра носить
И впоследствии славным батыром считаться,
Если влагой не может людей напоить?»

С тем к удару примерился он, говорят,
Одним махом рассек он ее, говорят.
Серебристою нитью ручей показался,
По горе заструился поток, говорят.

До горы Ямантау добежал, говорят,
Но Идель и ее разрубил, говорят.
Стала эта гора Иремель называться,
А ущелье – Кыркты – с той поры, говорят.

Воду ту, что Идель отворил, говорят,
Люди тоже Иделью зовут, говорят,
Ее сладкие воды избавят от грусти,
Даже слезы иссушат они, говорят.

Когда люди заполнили берег ее,
На лугах и в долинах построив жилье,
Братья, снова собравшись, обдумали дело
На совете и слово сказали свое.

И Нугуш, и Хакмар, и Яик, говорят,
Стали новую воду искать, говорят,
Три реки растеклись благодатною влагой
И назвались по имени их, говорят.

Расселились там люди с тех пор, говорят,
Прославляли батыров с тех пор, говорят,
И во всех поколениях вечная слава
В сердце гордых потомков живет, говорят.

Примечания:
Море дивов осушил – в оригинале фраза звучит как «ты вскрыл поверхность моря».
В древности башкиры вели летоисчисление по двенадцатилетнему животному циклу.
Иремель – горный массив Южного Урала, расположен в северо-восточной части Республики Башкортостан.
Кыркты (Кырктытау) – скалистая гора, один из хребтов Южного Урала, находящийся на территории Абзелиловского района Республики Башкортостан.
Идель (Агидель) – река на Южном Урале и в Предуралье; левый и самый крупный приток Камы.

Тут к Уралу старик подошел, говорят,
И вздыхал он, и горько стонал, говорят;
Тело – кожа да кости – года иссушили,
Лишь о смерти молило оно, говорят.

Старик:
«Кто отец мой и мать – никогда я не знал.
Много лет я живу, много мест повидал;
Когда племя людское не ведало страха –
Вот такое я время при жизни застал.

Когда дети не знали отца своего,
А отец о ребенке не знал ничего,
Когда сильные грабили слабое племя,
Помню я – никогда не забыть мне его.

Когда дивы и змеи травили людей,
Пожирали, стремясь отрастить поскорей
Себе головы, или в рабов обращали,
Полной грудью дыша над страною моей.

Заставляли людей от бессилья стенать
И кровавые слезы во тьме проливать –
Вот когда возмужал я, о Смерти не зная,
А сирот на пути не желал замечать.

Когда дивы наполнили нашу страну,
Когда многих пожрали, один к одному,
Когда Смерть на мгновение мне показалась,
Думал я, как убить мне ее самому.

Если я не сумею ее победить,
То родится батыр чтобы всех перебить.
Дивов, змей призовет он однажды к ответу,
Чтобы светом своим этот мир озарить.

Чтобы люди могли улыбаться опять,
Сердце, полное боли, надеждой унять,
А глаза, что от слез помутнели кровавых,
От любви материнской сияли опять.

Чтобы Смерти кровавой добычей не стать,
И с батыром на празднике том побывать,
К Роднику я Живому припал, и злодейку
С той поры не однажды случалось встречать.

Не однажды в крови искупала она,
Не однажды за глотку хватала она,
К горлу нож приставляла она не однажды,
Не однажды мне кости ломала она.

Душу взять не позволил я, власти не дал,
С ней на равных боролся и не уступал.
Этот праздник увидел, дождался батыра
И счастливые лица людей увидал.

Силу духа и мощь человека постиг;
Даже если мой час искупленья настиг –
Ухожу, не жалея; пристанищем будет
Путь батыра, что вдруг со дна моря возник.

Горы, бывшие тушами дивов и змей,
Приютят расплодившихся диких зверей,
Обживутся и здесь обретут свое счастье
Не одно и не два поколенья людей».

Среди славных батыров ты первый, Урал,
Против дивов и змей в одиночку восстал.
Ты достоин того, чтобы славное имя
Год за годом вовеки народ воспевал.

Год за годом надеясь, мы ждали тебя,
Чтобы нас осчастливил, мы ждали тебя.
Для врагов твое сердце – безжизненный камень,
А друзья уважали и ждали тебя.

Мать с отцом как батыра взрастили тебя
И на верного льва посадили тебя,
И, незримо присутствуя в сердце сыновнем,
На благие дела вдохновили тебя.

Ту, чей лик от любви, словно день воссиял:
Дочь Самрау-падишаха – Хумай – повстречал,
Шел на дивов войной, оседлав Акбузата,
Что стеною огня против пламени стал.

Против водной преграды он будет водой,
Против ветра он будет высокой горой,
Войском выйдет один против войска любого,
Никого не признает уже над собой.

Твердь земную из моря поднял ты, Урал,
Мир и счастье на землю принес ты, Урал,
Подарил ей свободу – великое благо! –
Вот какого батыра я вижу, Урал.

Пусть трепещет душа моя, как мотылек,
Пусть всей крови во мне – на один лишь глоток,
Не взяла меня Смерть, как ее ни просил я,
Этот мир не покину в положенный срок.

«Из Живого воды ты испил Родника –
Неподвластен ты воле моей на века;
Исстрадаешься ты, вечной жизнью томимый!» –
Так смотрела она на меня свысока».

Есть о чем напоследок мне вам рассказать:
Чтобы Смерти-злодейки добычей не стать,
Власть ее над собой принимать не желая,
Вам воды родниковой не нужно искать.

Саду дивному мир наш сродни, говорят.
Сорняки там растут и цветы, говорят.
То, что Смертью зовем мы, его очищает
И порядок наводит в саду, говорят.

Вечной жизни себе не ищите, Урал,
И воды родниковой не пейте, Урал!
Лишь добро нашей жизни сады украшает,
Лишь добро остается навеки, Урал!

В небо птицей свободной добро воспарит,
И в воде не утонет, в огне не сгорит,
Станет пищей добро человеку любому,
Кто превыше всех дел о добре говорит».

И слова старика услыхав, говорят,
Тайный смысл этих слов осознав, говорят,
Все отправились в путь за Уралом-батыром
И пришли, наконец, к Роднику, говорят.

К Роднику припадает Урал, говорят,
Полный рот набирает воды, говорят,
Но, не сделав глотка, все дороги и горы
Той водою обрызгал Урал, говорят.

Урал:
«Цвет бессмертия горы пускай обретут,
В чаще леса пусть птицы о мире поют,
Люди в песнях веселых его восхваляют,
А сбежавшие завистью пусть изойдут!

Эту землю всем сердцем полюбит народ,
Дивным садом повсюду она расцветет,
Пусть на зависть врагам красотой воссияет!» –
Так Урал, обращаясь к народу, изрек.

Там, куда попадала вода, говорят,
Стали сосны и ели расти, говорят;
В холод цвет не роняли, в жару не страдали,
И жукам неподвластны они, говорят.

Распустились хвоинки у них, говорят,
Круглый год зеленели они, говорят.
День за днем проходил, за неделей неделя
В том краю безмятежно текли, говорят.

Люди стали селиться в горах, говорят,
Стали в гости друг к другу ходить, говорят.
Стар и млад полной грудью вздохнули свободно,
Отдыхая от крови и битв, говорят.

Весть о том до злодея Шульгена дошла:
«Смерть для дел своих волю теперь обрела –
Нет преград перед гибелью рода людского,
Раз вода родниковая в землю ушла!»

Змей и дивов собрал он тогда, говорят,
Обо всем рассказал он тогда, говорят,
Власть Урала отринуть велел он, и людям
Даже каплю воды не давать, говорят.

Примечания:
Имеются в виду всевозможные враги людей: дивы, змеи и т. д. По древним представлениям башкир, настоящая смерть невидима.

Первый:
«Я – твой сын, что коня в восемь лет оседлал.
Много стран я объездил, людей повидал.
Моя мать – дочь Катила. Сейчас расскажу я
О себе и о том, как тебя разыскал.

Кровь увидеть случилось мне в месте одном,
Эта кровь даже в землю уйти целиком
Не могла, даже птицы, ее не клевали.
Дома матери я рассказал обо всем.

Ничего мне тогда не ответила мать,
Тайну крови не стала она открывать.
Удивлен и растерян, я – как ни пытался –
Не сумел этой тайны причину понять.

Долго странствовал после по разным краям,
Тайну крови у каждого спрашивал я –
Уклонялись они от прямого ответа,
Лишь одно говорили, жалея меня:

Твой отец воплощеньем Тенгри был для нас,
Всех от участи страшной однажды он спас.
Честь его сохраним в своих душах навеки,
Память матери так же священна для нас.

От отца своего появился на свет,
Грудью матери вскормлен, заботой согрет.
Им – родное дитя, а для нас – дорогое.
Мы не можем открыть тебе этот секрет.

Уважая отца, мы молчать поклялись,
Тайну матери мы сохранить поклялись.
Пусть сама перескажет историю эту –
С уважением к слову ее отнесись».

И на этом пришлось мне вернуться домой.
Снова к матери я обратился с мольбой.
Ничего не сказала она, промолчала,
Несмотря на обиды и слезы рекой.

Приготовив постель, уложила в кровать
И, подумав, что сплю, вдруг заплакала мать:
«Как ушел мой Урал – так исчез безвозвратно,
Сыну время настало коня оседлать.

Он родился таким же, каким и отец,
Рос бесстрашным, как будто бы с парой сердец .
Кровь отца моего до сих пор не впиталась –
Он узнал и с покоем расстался вконец.

Как же мне удержаться и не рассказать?
Расскажу – так уедет Урала искать.
В одиночестве горьком, оплакав обоих,
Буду я во дворце свои дни коротать»

На рассвете я вновь вокруг крови кружил:
«Знать, отец мой тебя в этом месте пролил.
С ним на битву вы вышли и пали в итоге,
Когда он в эти гиблые земли ступил.

Потому ли с тех пор ты не можешь остыть,
Воронье не спешит грязной крови испить?
Потому ли ты в землю с тех пор не впиталась,
Что батыру случилось расправу вершить?»

Не успел я слова эти с ветром послать,
Как кровавое озеро стало вскипать
И горячая капля на камень упала –
Вот о чем от нее довелось мне узнать:

«Мы – Катил-падишаха четыре раба –
Бились против Урала. Жестоко судьба
Наказала за это и мы превратились
В кровь злодейскую – втуне пропала мольба.

И с тех пор даже в землю она не уйдет,
Солнца луч избегает ее, не берет.
Стаи воронов выпить ее умоляем –
Улетают они, лишь завидев ее.

Ты к Уралу, отцу своему поезжай
И от нас, безутешных, привет передай,
Пусть отыщет он способ в батыров достойных
Снова нас превратить, а пока же – прощай!»

Я вернулся и матери все рассказал,
Когда эту запретную тайну узнал;
У горы созвала она воронов стаю,
И один из них вскоре куда-то пропал.

Через несколько дней прилетел он назад –
С полным клювом воды прилетел, говорят.
В кровь велела она ему выплюнуть воду –
Воскресила батыров она, говорят.

Четырем тем батырам сказала она:
«На Катил-падишахе позор и вина!
От него униженья терпели и муки –
И за это ему отплатите сполна!

Если правду считаете долгом своим,
А Урала считаете другом своим,
Тем, кто зло в своем сердце взрастил – не жалея,
Отвечайте же праведным гневом своим!

Вместе с сыном идите Урала искать,
Мой привет поспешите ему передать!» –
После слов этих четверо вырыли яму,
Чтобы всех до единого смерти предать.

На подмогу позвал я их вместе с собой,
Осознав наконец, кто отец мой родной.
Я – Яик – сын Урала-батыра, рожденный
Для того, чтобы в битву пойти за тобой!»

Второй:
«Моя мать – Гулистан. Шесть мне было, когда
В наших землях случилась большая беда:
Змей с Шульгеном явились, страну разорили –
Люди в страхе дома покидали тогда».

Когда мать не могла уже на ноги встать,
Когда стала от горя она увядать,
О тебе вспоминая – тут змеи напали,
Одному мне пришлось против них воевать.

Стариков и детей на плоты посадил,
Сам же с дивами жуткими в битву вступил.
Пусть считали меня они слабым ребенком –
До единого всех на куски изрубил.

Видя, что отстоял я страну от врага,
Что в бездонной пучине не сгинул пока
Ни один из людей – вышел против ребенка
Сам Заркум – его встретил я с саблей в руках.

Был ребенок ничуть не слабее его,
Не боялся ребенок ударов его –
Бился с ним как батыр. Обессилевший, пал он –
Вместе с ним и могучие дивы его.

Не считаясь с тяжелой болезнью своей,
Моя мать поспешила ко мне поскорей.
Заливаясь слезами, она прошептала:
«Я тебе благодарна от всех матерей!

Мой Нугуш – от Урала-батыра рожден.
Как отец, благороден и столь же силен!
На тулпара садись и скачи на подмогу,
И да будет твой путь на успех обречен!»

Третий:
«Моя мать от Самрау и Кояш рождена.
В небеса ежедневно взлетает она.
О любимом Урале тоскуя и плача,
Сон отринув, тайком причитает она.

«Мой Урал, где твои затерялись следы?
Я горюю – об этом не ведаешь ты.
Дивы с джиннами землю вокруг затопили –
Против них в одиночку сражаешься ты.

Как бездонное море ты переплывешь,
Как усталому сердцу надежду вернешь,
Дивов, жадных до крови, и прочих злодеев –
Как один одолеешь ты и перебьешь?»

А потом посмотрела она на меня
И сказала: «Ах, если бы сесть на коня
Смог бы сын мой, родившись немного пораньше,
Став Уралу опорой, утешить меня…»

Так меня убаюкать пыталась она,
За ребенка меня принимала она –
Лишь беззвучно рыдая, в слезах причитала,
Только тайны своей не открыла она.

Поздно ночью, когда приготовились спать,
Кто-то в дверь нашу яростно начал стучать.
Разлетелась она: див огромный ворвался,
Вознамерился матушку смерти предать.

«Не тому ли, кто нашу страну погубил,
Камень в скалы метнув, нас огнем опалил,
Ты возлюбленной будешь, Хумай? Не тому ли,
Кто в подарок коня и булат получил?

Твою голову я сей же час отрублю,
Вдоволь крови горячей сегодня попью!
Тело брошу в огонь, а к ногам же Урала –
Твою голову, горе ему причиню!»

Так сказал и набросился бешеный див,
Но увидев меня, на мгновенье застыл:
«Не батыр ли дитя, от Урала рожденный?»
Мать, немея от страха, стояла без сил.

Я же слабым ребенком себя не считал –
Без раздумий на дива-злодея напал.
Из одной головы жарким пламенем бил он,
Из другой ядовитые струи пускал.

То один, то другой, не щадя, нападал.
Изловчившись, я все же его оседлал.
Без дубинки – одними лишь только руками
Горло дива коварного крепко сжимал.

Кровь из пасти чудовища стала хлестать:
Изнемог, на ногах не сумел устоять.
Я ударил еще раз – он рухнул, как горы,
Весь дворец начал кровью своей заполнять.

Мать – по пояс в крови – мне воды подала:
«От батыра тебя я на свет родила!
Стал батыром подобно отцу мой сыночек –
Счастья большего я и желать не могла!

Хоть и телом ребенку подобен еще,
Хоть и сердцем горяч ты и молод еще,
Но теперь возмужал – разыщи же Урала,
Ты ему на подмогу успеешь еще!»

С тем в дорогу меня и отправила мать,
Чтобы в битве батыру соратником стать.
Я – Идель, сын Хумай и Урала, что прибыл
Чтобы вместе с тобою теперь воевать».

Четвертый:
«Моя мать – Айхылу, а отец мой – Шульген,
Что когда-то попал в черной зависти плен.
Стал враждебен добру, много крови пролил он –
Нечестивое сердце не ждет перемен.

Мать себя обрекла на беду и позор:
Пожелтело лицо, затуманился взор.
И однажды, не в силах стерпеть униженья,
Откровенный со мной начала разговор:

Я дитя, что когда-то Луной рождена.
Мглу ночную собой озаряла она.
Когда див меня замуж отдал за Шульгена,
От печали тотчас потускнела она.

Навсегда с того дня изменилась лицом –
Появились родимые пятна на нем,
Меркнет свет, моего устыдившись позора –
Только солнце теперь обнимает ее.

И отец мой великий позор испытал,
Ведь любимую дочь за злодея отдал.
Видно, горем объятый, дворец он покинул,
Скрылся с глаз и бесследно куда-то пропал.

Оседлай же, сынок, Харысая-коня
И Уралу привет передай от меня.
За Иделем скачи, будь Хакмаром-батыром
И отца разыщи!» — наставляла меня.

Всех батыров внимательно слушал Урал
И отцовскую гордость за них испытал,
Как росли они – будто своими глазами
Увидал он и с радостью в битву помчал.

Впятером против дивов пошли, говорят.
Все батыры друг другу под стать, говорят.
Месяц бились ли, год ли – случилось однажды
Самого Кахкаху победить, говорят.

Вспенив море, барахтался он, говорят,
И кричал, и вопил, и гремел, говорят.
Из кусков его тела еще одну гору
После боя сложили они, говорят.

Море то разделила гора, говорят.
Растерялся, опешил Шульген, говорят.
Всех оставшихся дивов к себе подозвал он.
Начал новую битву Урал, говорят.

В час, когда на земле каждый камень дрожал,
Когда в небе сильнейший огонь бушевал,
Когда волны морские, разлившись, кипели –
В жаркой схватке схлестнулись Шульген и Урал.

И сражались они меж собой, говорят,
Не жалели друг друга они, говорят:
Посох был у Шульгена, а меч – у Урала,
Небеса раскололись тогда, говорят.

На Урала Шульген нападал, говорят,
Пламя посох его извергал, говорят,
Но ударил Урал безо всякого страха,
Что есть силы, и посох разбил, говорят.

Море озером стало тогда, говорят,
Дивы разом ослабли тогда, говорят.
Акбузат и батыры, пощады не зная,
Их к ответу призвали тогда, говорят.

А Урал, изловчившись, Шульгена схватил.
Перед ним устоять больше не было сил.
И не выдержал он, повалился на землю –
Тут, мечом замахнувшись, Хакмар подскочил.

Но удар нанести не позволил Урал,
Всех людей к месту битвы кровавой собрал –
Там Шульген перед всеми предстал, побежденный,
И такие слова от него услыхал:

«С детства зерна коварства в душе прорастил,
Из ракушки ты крови когда-то испил,
Не послушав отца, от добра отвернулся,
Перед злом преклонившись, себя погубил.

Море крови своими руками пролил,
Жег огнем и водой беспощадно топил
Эту землю, а дивов друзьями считая,
Стал врагом для людей и о чести забыл.

Злоба вместо тулпара теперь у тебя,
Сердце каменным стало в груди у тебя,
Молоко материнское в яд превратилось
И отцовское слово – ничто для тебя.

Ты коня выбирал – я его уступил,
Выбрал девушку – я и ее уступил,
Даже посох волшебный я отдал однажды,
Верным другом тебе и попутчиком был.

Ты же жаждал всю землю в крови утопить,
Лжи поверив, невинных в воде утопить.
Дивам ты подчинился, о славе мечтая,
Но увы – лишь злодеем случилось прослыть.

Из красавиц сосватал одну за тебя,
Расхвалил, чтоб она полюбила тебя.
У родителей словно жемчужину сердца
Вырвал я, отдавая ее за тебя.

Ты же данного слова, увы, не сдержал,
Против дивов со мною пойти не желал,
Твердь земную, что ровной раскинулась гладью,
Словно язвами, шрамами ты покрывал.

Победило добро – ты увидел теперь?
Всех сильней человек – ты увидел теперь?
Туши дивов поверженных станут горами,
У существ Кахкахи ног не будет теперь.

Если, землю целуя, мне клятву не дашь,
Перед всеми склонившись, мне слово не дашь –
Уничтожу тебя безо всякой пощады
Прямо здесь, если вновь свою совесть предашь.

Словно камень, я в сторону гор запущу
Твою голову, тело в муку обращу,
Мотыльковую душу твою, не жалея,
Я в туманную дымку тогда обращу.

На горе Ямантау я оставлю тебя.
Там никто не найдет, не помянет тебя –
Лишь для гадов ползучих да птиц кровожадных
На скале одинокой оставлю тебя.

Неподвижно Уралу внимал, говорят;
Смерть почуяв свою, задрожал, говорят,
Старший брат и такие слова, заикаясь,
Перед всеми тогда произнес, говорят:

Шульген:
«Это озеро создал своим колдовством –
В нем лицо я омою, прощаясь со злом,
Чтобы больше вовек не нарушить обычай –
Будет помнить земля и о брате твоем!

Буду дружбой людскою теперь дорожить,
Чтобы верой и правдой народу служить;
Мать свою и отца, наконец, повидаю –
Этим славу себе постараюсь добыть».

Урал:
«Кровью ты умывался не раз и не два –
Не отмоет ее никакая вода.
Сердце жаждало крови – уже не смягчится,
Не отыщет дороги к добру никогда.

Другом люди уже не признают тебя,
Сердце – проклятый камень – в груди у тебя.
Не оттает оно, едкий яд источая,
Даже капельки жалости нет у тебя.

Если хочешь и вправду людей полюбить,
Если славным батыром желаешь прослыть,
Стань врагом для противников рода людского –
Кровью дивов лицо постарайся омыть.

На людей вместе с ними ты в битву ходил,
Понапрасну немало ты крови пролил,
Доброту за позор принимая, злодейство
Почему-то за славу принять поспешил.

От гордыни твоей непомерной теперь
В слабом теле душа, словно загнанный зверь.
Почерневшая кровь пусть о прошлом напомнит,
Пусть страданием сердце наполнит теперь.

Эта скверная кровь, что по венам течет,
Пусть иссохнет и прежний свой цвет обретет –
Лишь тогда человеком ты вновь обернешься,
Лишь тогда тебя снова признает народ».

Так Шульгена Урал вразумлял, говорят,
Дав понять, что не будет дороги назад.
Вновь взмолился Шульген, ни на что не надеясь,
И такие слова произнес, говорят:

Шульген:
«Когда лев, на котором я ехал верхом,
Спотыкался, я дважды его кулаком
Приложил – кровь на теле его показалась,
В пыль у ног моих он повалился ничком.

Когда в третий он раз оступиться посмел,
Обернувшись, с мольбой на меня посмотрел
И поклялся, что больше такого не будет –
В третий раз я ударить его не сумел.

Как тот лев и Шульген – оступившийся брат,
Что сбивался с пути уже дважды подряд.
В третий раз против дивов пойду я войною,
Смыв позор, перед вами предстать буду рад».

Урал:
«Тем, кто имя свое может с грязью смешать,
В жизни света надежды уже не видать.
Тем, в чьих душах таится коварная злоба,
Даже днем будет мраком глаза затмевать.

Ночь была для людей, словно день для тебя.
Убивая, ты славы искал для себя,
Дивов, людям враждебных, назвал ты друзьями,
Но не думал, что кара настигнет тебя.

И в ночи воссияла Луна для людей
И заря вслед за ней занялась для людей –
Ты все это увидел своими глазами:
Для тебя этот день черной ночи черней!

Море дивов теперь обернулось землей,
Азрака-падишах стал скалистой горой,
От злодея и девушки чистой родился
Сын Хакмар – позавидовать может любой!

И мужчины, кого жрали змеи твои,
И красавицы радость свою обрели.
Сам увидев, поверишь – не будет победы,
Если злобой наполнены мысли твои.

Если ты наконец-то все это поймешь
И коварство отринув, к добру повернешь,
Если льва, что споткнулся, примером признаешь,
Мою руку еще раз по-братски пожмешь.

Ради памяти матери я буду ждать,
Ради чести отца я добра буду ждать,
Эту просьбу твою я еще раз исполню –
Напоследок готов я тебя испытать».

Примечания:
Храбрых и отважных людей башкиры называют людьми с двойным сердцем.
Кояш (баш.) – Солнце.
Смыв позор – в оригинале фраза звучит как «вымою черное лицо».

А Уралу такое он стал говорить:
Как и ты, мол, хочу себе славу добыть.
«Я страну Азраки завоюю!» – сказал он,
Посох брата на время просил одолжить.

«Лучше вместе с тобою на дивов пойдем,
Сокрушим мы злодеев с тобою вдвоем!» –
Предлагает Шульгену Урал, но напрасно:
Даже слушать не стал старший брат о таком.

И отдал ему посох Урал, говорят,
И исполнил Шульген, что хотел, говорят:
Никому не сказав, по земле он ударил
И водой затопил все вокруг, говорят.

А Заркум увидал это все, говорят,
Обернулся он рыбой большой, говорят,
И Хумай подошедшую вмиг проглотил он,
Ночью день обернулся тогда, говорят.

Понял этот сигнал Акбузат, говорят,
Следом в бурный поток он нырнул, говорят.
Помутнела вода, закипела, а после
Стало ясно – исчезла Хумай, говорят.

И тогда Акбузат весь поток перекрыл,
К отступленью Заркуму пути перекрыл,
Отпустил тот Хумай, и ушел незаметно,
С головою зарывшись в податливый ил.

И вернулась к Уралу Хумай, говорят,
Тайну брата открыла ему, говорят.
Понял он, что врагом старший брат оказался,
Что не будет Шульгену дороги назад.

Высох вскоре тот бурный поток, говорят:
Не хватило у посоха сил, говорят,
Устоять против мощи коня Акбузата –
Отступили Шульген и Заркум, говорят.

К Азраке-падишаху пришли, говорят,
Рассказали ему обо всем, говорят.
Опечалился тот, Кахкахе и Шульгену
Повелел он возглавить войска , говорят.

Чтобы птицы по небу летать не могли,
По земле чтобы люди ходить не могли,
Повелел затопить он всю землю водою,
В небесах негасимый огонь разожгли.

Исстрадавшись, к Уралу пришли, говорят,
Птицы, звери и люди с мольбой, говорят,
И не дрогнул батыр перед этой бедою –
Против дивов войною пошел, говорят.

Месяц с ними Урал воевал, говорят,
Год их туши нещадно кромсал, говорят.
Люди сделали лодки – в воде не погибли,
От огня свои земли спасли, говорят.

Так их много погибло тогда, говорят,
Что сложилась гора из их тел, говорят.
Там же, где Акбузат проходил через море,
Из пучины земля поднялась, говорят.

По дороге, что он проложил, говорят,
Люди вслед за Уралом пошли, говорят.
Днем и ночью сражался батыр, и однажды
С Азракой он схлестнулся в бою, говорят.

И мечи в жаркой битве скрестили они,
И сражались, и в ярости бились они.
Гром гремел и вода под ногами вскипала –
Словно дикие звери, рубились они.

Силу духа Урал не терял, говорят,
И сразил он мечом Азраку, говорят.
Бездыханный упал, и земля содрогнулась –
Так возникла гора Ямантау , говорят.

А Урал все скакал и скакал, говорят,
По дороге моря рассекал, говорят.
Горы встали преградой стихии безбрежной –
Люди так избежали беды, говорят.

Примечания:
Ямантау (баш.) «Плохая, злая гора».

То ли страхом великим объята была,
То ли вправду умела и раньше могла
Говорить – рассказала о средстве от Смерти,
О Живом Роднике разговор завела.

Чтобы Смерть отыскать, чтоб злодейку убить,
Чтобы землю водой родниковой омыть,
С братом вышли мы в путь: он поехал налево,
Мне – по правой дороге пришлось поспешить.

Помня слово твое, я бродил много лет,
Помня слово твое, видел множество бед,
Много радостей видел, и вот наконец-то
Во дворце падишаха заботой согрет.

Поделился с тобою я думой своей –
Ты сестру поручила найти поскорей
И награду тогда обещала за это.
Я ее отыскал. Чем ответишь теперь?»

И Хумай этой речи вняла, говорят,
И к Самрау-падишаху пошла, говорят,
Обо всем рассказала ему по порядку
И отец ей ответил тогда, говорят.

Самрау-падишах:
«Если любишь Урала и замуж пойдешь,
В этом мире ты в радости с ним проживешь.
Сын твой будет батыром, подобно Уралу –
Материнское счастье ты с ним обретешь.

На богатом пиру всех людей угости
И Шульгена из плена в тот день отпусти –
Ради славного имени младшего брата
Преступленья его, если можешь, прости».

И прислушалась к слову отца, говорят,
Отпустила Шульгена Хумай, говорят,
Весь народ собрала и во славу Урала
Щедро всех угостила она, говорят.

Все же, в чувствах батыра она, говорят,
Сомневалась, не зная о них, говорят,
И поэтому верного ей Акбузата
Отдавать воздержалась она, говорят.

В час, когда повстречались Шульген и Урал,
Каждый радости в сердце своем не скрывал.
Обо всем, что случилось за время разлуки,
Не скрывая, Шульгену поведал Урал.

Шульген:
«Может так в целом мире прославиться он,
Надо всеми людьми, надо мной вознесен.
Преисполнится гордости имя Урала
Я ничтожеством буду тогда, а не он…»

Так, от зависти сердцем кипел, говорят,
Ничего он ему не открыл, говорят;
Полный злобы коварной и мыслей недобрых,
Погубить он Урала решил, говорят.

На рассвете увидел Урал, говорят:
Черной туче подобно сидит старший брат,
И Хумай, чья душа истомилась в сомненьях,
Присмотрелась к обоим тогда, говорят.

Урал:
«Неотступно, как тень, за батыром идет
Не один только лев день и ночь напролет –
Испытания жизни его поджидают,
Мимо них по пути ни один не пройдет.

Но на свете не встретится силы такой,
Чтобы встать перед ним неприступной стеной.
Кто батыром назвался, едва ли уступит –
Против пламени станет он бурной водой.

Не жалея себя, ради жизней других
Теплым светом надежды в лишеньях любых
Станет тот, кто батыром достойным зовется,
Никогда не покажет страданий своих.

Тот батыр, кто без лестницы в небо взойдет,
Тот, кто недра земли без ключа отомкнет.
Все, что добрый подаст ему – будет водою,
Что недобрый подаст – кровью в землю уйдет».

То с одним, то с другим говорила Хумай,
О поступках и мыслях спросила Хумай.
Доброту его сердца почувствовав сердцем,
Всей душой привязалась к Уралу Хумай.

Оттого, что Шульген всюду мрачный ходил,
Червячок подозрений ее изводил,
И поэтому братьев она разделила
И не смог он исполнить того, что решил.

Опасалась Шульгена Хумай, говорят,
Ведь Урал мог проспать до пяти дней подряд,
Но однажды им встретиться все же случилось
И открылся Уралу Шульген, говорят.

Шульген:
«Много стран повидал по дороге сюда,
Стал батыром, пока добирался сюда,
И теперь – на земле падишаха Самрау.
Что задумал ты, брат мой, добравшись сюда?

На Самрау-падишаха войною пойдем,
Акбузата-коня у него отберем!
Если будет в руках у нас посох волшебный,
Всю страну подчиним мы с тобою вдвоем!

Уничтожить я все эти земли хочу,
Силой дочь его старшую в плен захвачу,
О родстве нашем помня, коня оседлаю –
Как и ты, я прославиться тоже хочу!»

Урал:
«Никому из людей не вредили они,
Капли крови людской не пролили они,
Человека врагом для себя не считая,
Много лет с ним в согласии жили они.

В царство дивов пойдем мы с тобою вдвоем,
До единого всех мы с тобой перебьем,
Людям всем, что томятся в темницах глубоких,
Отперев все запоры, свободу вернем!

Если девушка любит, то в жены возьмешь,
Акбузата подарит – его заберешь,
А злодеями быть не пристало батырам,
Неужели ты кровь понапрасну прольешь?

Азраку мы с тобою должны победить,
Род людской родниковой водой окропить,
Чтобы больше они не бежали от Смерти,
Без страданий и горя могли бы прожить».

Призадумался крепко Шульген, говорят,
Так и эдак прикидывал он, говорят,
И однажды в покоях Хумай появился –
О любви ей поведал своей, говорят.

Шульген:
«В жизни нам по делам воздается за все» –
Ты сказала однажды, и сердце мое
Вновь открыто для дружбы без помыслов черных –
Жажда крови покинула сердце мое.

Я на родине славным батыром прослыл,
Сердце дружбой и битвой свое закалил.
Если хочешь, тебе свою тайну открою –
То, о чем даже думать себе запретил.

С нетерпеньем и страстью тебя буду ждать,
Ну а если ответа мне ясного дать
Ты не сможешь, отвергнув мое предложенье,
Я иной буду вынужден способ искать.

С того дня, как вошел во дворец за тобой,
Очарован твоей красотой неземной.
Ты же вовсе тогда на меня не взглянула,
Или страх перед прошлым довлел над тобой?

Может быть, ты решила меня испытать,
Чтоб в плену по улыбке твоей тосковать,
Или, может быть, после тебе полюбился –
Мне за это Уралу спасибо сказать?

И как только я снова увидел тебя,
Вмиг обида былая забылась моя!
Нет на свете красавицы больше подобной,
Век ищи – не найдется второй, говорят.

Если хочешь – навеки останусь с тобой,
Если любишь – заботливой станешь женой.
Воспротивишься если в ответ на признанье –
Совершив, что задумал, отправлюсь домой».

Не открыла секрета Хумай, говорят,
Воздержалась ответить ему, говорят,
Что уже полюбила всем сердцем Урала,
Не призналась Шульгену Хумай, говорят.

Хумай:
«Мысли тайные правильно я поняла
И к решенью такому, подумав, пришла:
На майдане большом я тебя испытаю –
Там увижу и славу твою, и дела.

Белый конь, что в подарок мне матерью дан –
Только кликну, и явится он на майдан.
Если вправду в тебе он признает батыра –
Будет рядом с тобою везде и всегда.

Если сам ты сумеешь коня оседлать,
Меч булатный сумеешь из ножен достать –
Без сомнений отдам я тебе Акбузата
И отца попрошу тотчас свадьбу сыграть».

Так ему отвечала Хумай, говорят,
И Шульген согласился на то, говорят.
На майдане она позвала Акбузата
И пришел он по слову ее, говорят.

Гром гремел, возвещая о нем, говорят,
Буря вдруг поднялась на земле, говорят,
Все живое от ужаса затрепетало,
Когда с неба кометой слетел Акбузат.

Он послушно к Хумай подошел, говорят,
Поклонился хозяйке своей, говорят,
И, впервые увидев таким Акбузата,
Весь майдан был безмерным восторгом объят.

На спине Акбузата лежало седло,
Меч алмазный подвешен был к луке его,
Удила золотые негромко звенели –
Диво дивное с неба на землю сошло.

Шилу уши подобны его, говорят,
Как у девушки, грива его, говорят,
Волосок к волоску, развевалась по ветру,
Как у кречета, грудь у него, говорят.

Ноздри – как башкунак у него, говорят,
Шея – словно змея у него, говорят,
Зубы – словно чесночные дольки; глаза же,
Словно заячьи, медью блестят, говорят.

Не поскачет он – птицей взлетит над землей,
Только облако пыли взметнув за собой.
Каждый, кто его встретит – замрет в изумленье,
Вот таким оказался тот конь непростой.

Потрепала Акбуза Хумай, говорят,
И такие сказала слова, говорят:
«Славно жил ты на небе, как звезды, мерцая,
Всех батыров ты сбросил с себя, говорят.

Тех батыров, в ком не было крови людской,
Не признал ты, владеть не позволил собой.
Тем батырам, что я для тебя выбирала,
Ты узды не давал, чтобы ринуться в бой.

Сам же ты седока по себе не искал,
Для хозяйки батыра найти не желал.
Эти двое пришли, ожидая того лишь,
Чтобы ты одного из них другом назвал.

То ли удаль батыров проверить рискнешь,
То ли по красоте выбирать предпочтешь –
Кто из этих двоих Акбузата достоин
И кого из них мужем моим назовешь?»

Акбузат:
«Красота седоку моему не под стать.
Если буря и грозы начнут грохотать,
Если черные тучи нагрянут внезапно,
Не смогу я его на себе удержать.

Если я поскачу, будет ветер такой –
Даже рыба не сможет проплыть под водой,
Море вспенится и закипит, завывая,
Даже горы тогда обернутся мукой.

Посмотрите же – у золотого седла
Меч булатный сияет подобьем крыла.
Никакому огню тот клинок не расплавить,
Даже если весь мир будет выжжен дотла.

Не смогу я достойным батыром считать
Человека, что камень не сможет поднять
И взметнуть к небесам в семь десятков батманов –
Так желаю я силу его испытать.

Тот, кто камень взметнув, не сумеет поймать,
На трех пальцах не сможет его удержать –
Никогда в пламя битвы на мне не поскачет,
Никогда не сумеет меня оседлать».

Все, кто слышал слова Акбузата-коня,
У подножья горы собрались, говорят.
В семь десятков батманов нашли они камень,
Сдвинуть с места решили его, говорят.

Месяц тщетно толкали его, говорят,
Год кряхтели, толкали его, говорят –
Никому не поддался, не сдвинулся с места.
Наконец, перестали они, говорят.

Посмотрела тогда на Шульгена Хумай
И кивнула ему: «Подними и бросай!»
Тот ощупал его, что есть силы напрягся,
Но поднять не сумел его, как ни толкай.

И старался, и пыжился он, говорят,
Месяц с камнем возился, и год, говорят,
Но не смог преуспеть: как стоял – по колено
От натуги он в землю ушел, говорят.

От усталости еле дыша, говорят,
Отошел он от камня того, говорят,
И тогда на Урала Хумай посмотрела
И велела ему подойти, говорят.

Рассердило Урала тогда, говорят,
Что у всех на глазах опозорился брат.
Он ударил по камню, и тот покатился,
А потом в небеса запустил, говорят.

Камень, словно стрела полетел, говорят.
Скрылся с глаз – все смотрели за ним, говорят.
Было утро, и полдень настал, а под вечер
В небе грохот послышался вдруг, говорят.

Горьким плачем от страха зашелся народ,
Опасаясь, что камень их всех разобьет.
Умоляли Урала спасти их от смерти,
И спросил он тогда: «Азрака где живет?»

На лету он его подхватил, говорят,
И в страну Азраки зашвырнул, говорят.
Зашумели в толпе, стали строить догадки,
Где же камень теперь упадет, говорят.

Поклонился Уралу тогда Акбузат:
«Покориться такому батыру я рад!»
Сам Самрау-падишах подал руку Уралу
И при всех его зятем назвал, говорят.

И созвали народ всей страны, говорят,
Свадьбу там же сыграли они, говорят,
А Уралу воздали великую славу
И батыром страны нарекли, говорят.

И за всем этим молча Шульген наблюдал,
Видел он, как Урал уваженье снискал,
И не в силах стерпеть униженья такого,
Черной злости пожар его сердце объял.

Брата старшего младший жалел, говорят,
Он об этом Хумай рассказал, говорят,
И решили они за Шульгена сосватать
Айхылу, и Самрау дал добро, говорят.

И еще раз собрали народ, говорят,
Чтобы свадьбу вторую сыграть, говорят,
И когда уже праздник был в самом разгаре,
Вдруг земля задрожала вокруг, говорят.

Испугались, встревожились все, говорят,
Небеса полыхнули огнем, говорят.
Оказалось, что падал, стеная и плача,
Сверху черный огромный клубок, говорят.

И Урал тот клубок подхватил, говорят,
И на землю его опустил, говорят:
То была Айхылу, что домой возвращалась –
Присмотревшись, узнали ее, говорят.

Айхылу:
«Я видала, как камень закинул Урал
В небеса, как его он обратно поймал,
Как забросил в страну Азраки-падишаха,
Как огонь от него облака доставал.

Тот ужасный огонь охватил и меня,
От него потеряла сознание я,
А очнувшись, домой поспешила вернуться,
Испытанья такого не вынесла я…»

Услыхав тот рассказ Айхылу, говорят,
Удивился Самрау-падишах, говорят,
Что наделали шуму на землях всех дивов –
Он такому исходу был рад, говорят.

Тут и понял Шульген, наконец, говорят,
И смекнул он, что лгал Азрака, говорят,
Выдавая за дочь ту красавицу прежде,
И решился пойти на обман, говорят.

Рассказал, будто в плен он попал, говорят,
Рассказал, как из плена бежал, говорят.
И в душе у Хумай зародилось сомненье,
Айхылу же поверила лжи, говорят.

Счастлив был лишь Самрау-падишах, говорят,
И восторга в душе не скрывал, говорят,
Что обеих отдал дочерей за батыров,
Что опорой страны сделал их, говорят.

Примечания:
Башкунак (баш.) – сосуд, изготовленный из кожи головы жеребенка.
Батман – мера веса в 4 пуда (64 кг). 70 батманов = 4 480 кг.